Мы уже никогда не будем прежними из-за этой войны

Я из Мелитополя, «медового города», который по всему миру известен своей вкусной черешней. Мы ее поставляем по всему миру. Мелитополь всегда считался «воротами» в Крым. Все, кто раньше ехал отдыхать на Азовское или Черное море, проезжали мимо нас. 

Несколько лет назад город возглавил молодой активный мэр, и Мелитополь просто преобразился. Буквально за месяц до начала войны открылась шикарная ледовая арена. В городе построили новый бассейн. Начали обустраиваться школы, детские сады и дороги. Мы уже привыкли к комфорту в нашем городе.

Много кто, имея возможность уехать жить в Киев, оставались в Мелитополе, потому что у нас классно, уютно, современно. Наш город входит в пятерку лучших городов Украины. И это несмотря на то, что он совсем не большой.

Мелитополь стал одним из самых первых городов, который оккупировали. Наш мэр, несмотря на боевые действия, оставался в городе и старался налаживать связь и коммуникации после взрывов. Но его выкрали. Его удалось освободить, но городу теперь он может помогать только находясь на подконтрольной Украине территории. 

Первые недели оккупации люди каждый день выходили на митинги, чтобы военные поняли, что им тут не рады, чтобы видели, что Мелитополь — это Украина. Несмотря на задержания, битье и стрельбу в сторону демонстрантов, все верили, что они уйдут, если поймут, что здесь нет никаких нацистов, есть жители независимого государства, волю и границы которого никто не смеет трогать в любом цивилизованном обществе.

Но нет, слова «цивилизованные» и «армия РФ» не могут находиться рядом. К сожалению, наш город сейчас — это разбитые танками дороги, раскуроченные и закрытые супермаркеты и магазины, неработающие аптеки, банки и плохая связь. Деньги, которые привезли на почту для выдачи пенсий старикам, все разворованы военными. Вот он «русский мир», который принесли с собой «освободители». О, конечно, картинку для своего ТВ они делают с точностью до наоборот.

В оккупации сейчас находятся мои родители, иногда с ними нет никакой связи, и я, естественно, очень беспокоюсь. Для того чтобы передать им лекарства, мне пришлось придумать целую многоходовку, в которой были задействованы волонтеры сразу из трех городов.

«Подожди, мне нужно пожарить котлеты…»

24 февраля нам нужно было много всего успеть. Мы проснулись в 5:30 от очень громкого взрыва. Мы живем недалеко от аэродрома, который начали бомбить. Когда муж вышел на балкон, увидел, как будто в замедленной съемке, то, что там происходило: пролетает одна ракета, вторая ракета. Из новостей мы узнали, что началось полномасштабное наступление. А перед глазами как будто бы «фильм-катастрофа». 

У меня, наверно, включилась защитная реакция. Муж сказал: «Быстро собираемся. Нам нужно вывезти детей». А я ответила: «Подожди, мне нужно пожарить котлеты». Понимаете, вместо того, чтобы собирать вещи, я бросаю котлеты на сковородку и начинаю жарить. А он в это время будит детей, они начинают собирать вещи. 

Я иногда возвращаюсь к этому дню: в голове не укладывается, как такое может быть, что твой городок, в котором ты родился и вырос, в котором вся твоя жизнь, твои планы, твой бизнес, — в один момент аннулируется двумя ракетами. Что это, как это?

24 февраля мы просто бросили в машину какие-то вещи и поехали. Когда через час мы выезжали из города, то уже были громадные очереди к банкоматам и заправкам. Начался хаос, люди не понимали, что делать, кто-то начинал грузиться в машины, кто-то, наоборот, не мог. Как будто и у них сработала система защиты, люди просто ставили чайник или начинали пить кофе…

Дети за это время очень повзрослели

Благодаря моему мужу и его быстрой реакции все бомбежки нам удалось переживать издалека. В Днепре, где мы остановились у друзей, конечно были взрывы, но отдаленно. Мы научились спать в коридоре, разработали систему раскладывания там впятером. Научились между сиренами варить еду: бегать и помешивать из коридора в кухню. В самом начале дети мои начали больше спать, видимо, у них тоже сработала защитная реакция. Они, конечно, за это время очень повзрослели и много помогают мне.

Я переживала больше за детей, но на самом деле ресурс надо создавать для себя. Когда ты стараешься держать себя в руках, то и детям это передается. Конечно, им сложно. Учиться удаленно не получалось, так как наш город оккупирован. Старшая дочь учится онлайн, но из-за того, что ее школа находится в Харькове, а Харьков до сих пор бомбят, им не сразу удалось восстановить свою работу. 

Сейчас, когда мы оказались в Польше, она продолжила обучение. А младшая пошла в польскую школу. Ей тяжеловато, но спасает то, что поляки солидарны с нами и стараются помочь нашим детям в школе. Классная руководительница очень переживает. Общаемся с ней на всех языках, которые знаем: на английском, русском и украинском. Вместе с девочками начали учить польский и ходим на занятия. 

Но, естественно, я от детей  постоянно слышу: «Мам, а когда мы домой? Так хочется домой, очень хочется домой…»

Я даже не знаю, как мне принять, что в 41 год, когда у меня было все и даже больше, в один момент этого просто не осталось. Это сложно… Самое страшное, что мы не можем вернуться назад в Мелитополь. Потому что в направлении Мелитополь — Запорожье сейчас идут постоянные бои. 

Люди, которые преодолевают этот участок дороги, просто приезжают на изрешеченных машинах. Некоторые не доезжают, некоторых мужчин просто забирают на блокпостах, не говоря уже о том, что забирают и технику, и телефоны, и деньги. Сейчас этот промежуток трассы, который у нас до войны всегда занимал где-то час, люди едут двое и больше суток. Окольные пути — это тоже оккупированные области, там около 20 блокпостов. 

Нельзя привыкать к войне

Мы все травмированы. Это наша страна, это наша земля. Мы ее защищаем как можем, каждой копеечкой, каждым действием помогаем нашим военным. Мы верим нашим вооруженным силам, и они с успехом справляются с поставленной задачей — защитой своей Родины.

Мы можем информационно в странах Европы постоянно напоминать, показывать, что у нас происходит, не давать возможности им привыкать, не давать возможности думать: «Ну вот да, вот Украина. В ней идет война». Все должны знать, что этого не должно происходить в XXI веке.

То, что происходило в Буче, Ирпене, Гостомеле и других городах, и то, что продолжает происходить в Мариуполе, у меня в голове просто не укладывается. Это то, что мы сейчас оплакиваем и не знаю сколько ещё десятилетий будем оплакивать. Мы уже никогда не будем прежними из-за этой войны.